В поисках утраченного влияния:
О судьбе романа в XXI веке

Тот факт, что молодых романистов соблазняет сегодня кинематографическая авантюра, сам по себе не был бы удивительным, если бы не создавал впечатления, что это только лишний признак кризиса романа. В самом деле, роман и кино, также как роман и театр, — двоюродные братья. Правда, некоторые писатели, как Кокто или Гитри, разными путями продлили через кино свое литературное бытие. «Завещание Орфея», «Вечное возвращение», «Кровь поэта» (фильмы Жана Кокто) — литература в фильмах. Мальро видел в кино средство политической сенсибилизации во время испанской войны. А вот Ромен Гари — писатель, который в своем понимании кино, может быть, был больше всех близок к сегодняшним молодым романистам, и некоторые из них, как например Бернар-Анри Леви, ссылаются на него. Ромен Гари (достаточно прочесть «Для Сганареля») был одним из тех, кто много размышлял о кризисе романа. Кризис двухплановый: повествования — манеры излагать то, о чем ты хочешь писать, который сюрреалисты, Жан-Поль Сартр и «новый роман», поставили под вопрос; но также и более обширный кризис, кризис письменного творчества, статуса писателя, функции воображаемого, который соединяется с более общим кризисом искусства, прогнозированным в знаменитой статье Солженицына.
В прошлом роман формировал мышление человека и общества. «Повести» Вольтера и «Новая Элоиза» Жан-Жака Руссо не только изменили нашу чувствительность, наше мировоззрение, но и имели прямое влияние на политические и социальные перевороты. У Наполеона какое-то время любимыми книгами были «Новая Элоиза» и произведения о стратегии Фридриха II. Общество ХIХ века своей литературой оркеструет, опять-таки, эпопею Наполеона. Что такое произведения Бальзака или Стендаля, если не романное брожение наполеоновского карьеризма? Роман дает обществу образец честолюбивого человека, самовластного человека, завоевателя. «Надо быть Наполеоном чего-то» — это императив большинства героев романа от Жюльена Сореля до Милого друга и от Фабрисио дель Донго до Раскольникова.
Эта социальная и моральная функция романа вновь встречается у героев Барреса, Жида, Мальро и Сартра. Сколько людей вошло в Сопротивление после того, как они прочитали Мальро? Эта функция — руководить мышлением — отражалась в социальном статусе писателя. На писателях (таких, как Ромен Роллан, Валери, Жид, Бернанос, Мориак) лежала тяжелая задача обозначить интеллектуальную географию, помочь обществу себя определить. На них смотрели одновременно как на философов и как на пророков; их книги, их идеи влияли на политиков и законодателей. Например Жид, наверно, отец, или даже дедушка, ПАКСа, Симона де Бовуар — мать закона о регулировании деторождаемости и об аборте, а также текстов, организующих свободу женщины. Последние тридцать лет, с этой точки зрения, показали значительный спад социального влияния писателей.
Тем не менее, можно ли сказать, что кино заменило их в этой роли? Оно, несомненно, оказало огромное воздействие на современное общество. Может быть, даже, как фотография по отношению к живописи, оно вынуждало романистов пересмотреть форму романов либо в сторону интеллектуализации, из желания реагировать против кино, либо — наоборот, чтобы подражать его движению.
Не будем входить в бесплодную дискуссию о превосходстве романа над кино: «Большая иллюзия» (1937, Жан Ренуар), «Касабланка» (1943, Михаил Куртиз), «Лолита» (1962, Стэнли Кубрик) — шедевры, которые равны великим романам. Фильмы «Любовники» (Луи Малль), «Пьеро сумасшедший» (Жан-Люк Годар) — оставили глубокий след в нашей культуре.
Но кино, как искусство касающееся реальности, меньше взывает к воображению. Хотя оно и производит более сильное впечатление, чем роман, его влияние не так глубоко. Но, может быть, причину пристрастия молодых романистов к кинематографу надо искать в существовании перспективы овладения реальностью средствами кино. Больше нет веры в грядущие поколения, раз не решаются доверять будущему. И больше не верят, что надо изменять общество, раз все социальные модели показали свою неспособность что-либо разрешить. Так что кино дает соблазн покорить широкую восприимчивую публику и добиться успеха именно в этом, сегодняшнем, времени — которое отныне наш горизонт.
Собственно говоря, неважно, как выражаться — с пером в руке или с кинокамерой-авторучкой. Важное — в прозрении. А прозрение — это как раз то, чего сегодня больше всего не хватает и в романе, и в кино, как будто тяжесть реальности задавила воображение.