Наталья ПОПОВА
«Во мне каждый день идет гражданская война…»
(О писателе Алене Боске)

– Ален, ты выключаешь телефон во время работы?
– Нет, никогда.
– А если телефонный разговор прервет мысль, и ты ее забудешь?
– Значит, ничего другого она и не заслуживает.
– Разве ты не любишь работать в уединении, в деревенской тиши?
– О чем же я буду писать в уединении, в деревенской тиши? Нет, мне нужны люди, мне нужно, чтобы вокруг меня кипела жизнь. Я могу жить только в городе, я люблю городской шум, городскую суету, можно сказать, я самая что ни на есть городская крыса. И потом я пишу критические статьи для нескольких газет и журналов, и если я вздумаю уединиться в деревне, на мое место быстро найдут другого и я останусь без работы…
Этот разговор я записала, находясь в гостях у Алена Боске. Поэта и прозаика, эссеиста и журналиста, искусствоведа и литературного критика. У него на все хватало времени – кроме обустройства собственного комфорта: он так и не обзавелся ни загородным домом, ни машиной и не решался сменить не очень удобные для жизни две квартирки в разных подъездах старого парижского дома на одну и более удобную – жаль было отнимать время у работы! Я много раз бывала у него дома, где всегда действительно кипела жизнь и можно было встретить самых разных людей. Вот, к примеру, его уговаривают при мне вступить в престижную литературную организацию, соблазняя частыми и приятными заграничными вояжами – только почет, сплошные удовольствия и никаких обязанностей! Но Боске упорно отказывается. Почему?
– Хотя бы потому, что в вашу организацию не входит ни один авангардист.
– Но вы же сами не авангардист!
– Ну и что же? Все равно я считаю, что должны быть представлены все литературные направления. Кроме того, в списке ваших членов я не вижу ни одного из моих врагов. С кем же я тогда буду спорить и о чем?
Что касается врагов, то Ален Боске умел наживать их с необычайной легкостью. Как раз в ту пору, когда происходил этот разговор, у его давнего и близкого друга – поэта, прозаика, эссеиста и члена Гонкуровской академии Робера Сабатье – вышел новый объемистый роман, который не понравился Боске, и он, не сочтя нужным ни промолчать, ни покривить душой, подверг его жестокой критике. И Боске был искренне удивлен тем, что вчерашний друг теперь и слышать о нем не хочет. (К чести двух друзей, когда они позже случайно встретятся на каком-то литературном вечере, то обнимутся и навсегда забудут о размолвке).
Но этого колючего, язвительного и беспощадного (а временами и слегка кокетничающего) Алена Боске мне доводилось видеть и совсем другим – по-отечески внимательным и ободряющим – на выставке молодого провинциального художника, которого маститый писатель «запустил», как говорят французы, несколько лет назад, поддержав его самые первые работы.
Ален Боске опубликовал сотни статей и не один десяток книг о живописи, посвященных самым разным и в том числе еще не успевшим прославиться художникам. Горячо приветил он и Михаила Шемякина, когда тот завоевывал Париж. По сей день, уже после смерти Алена Боске, во Франции переиздают его «Беседы с Сальвадором Дали», записанные Боске еще тридцать лет назад. В этих беседах Боске предстает блистательнейшим мастером интервью. Он не уходит в тень, не робеет перед гениальным провокатором Дали, которого сарказм интервьюера не только не задевает, но лишь подстегивает на сверхнеожиданные парадоксы и эскапады.
В дом Боске стекались и молодые поэты, приезжавшие к нему за поддержкой из различных городов и городков Франции. Да и не только Франции. Помню, как мне говорила в ту пору молодая, ныне очень известная поэтесса из Ливана Венюс Кхури-Гата (Боске упоминает ее в романе «Прощание»):
– Если бы вы знали, как трудно впервые опубликоваться в Париже, если у тебя нет ни имени, ни денег! Но доброе слово Алена Боске, как волшебный ключ, отомкнуло передо мной двери нескольких издательств.
Подобные же слова благодарности в адрес Боске могла бы, наверное, сказать и ставшая теперь всемирно знаменитой Ясмина Реза, чью пьесу «Акт» с успехом поставили и в Москве. Ален Боске сердечно напутствовал молодую писательницу в предисловиях к ее первым книгам.
Однако сам писатель не любил выслушивать слова благодарности и непременно прерывал их насмешливым замечанием.
Порой иронический тон сменялся у Боске академически-наставительным. Сказывался пост президента Академии Малларме? Эта Академия была создана для поддержки молодой поэзии, и в нее традиционно выбирают крупнейших поэтов Франции. У нас как-то выветрилось понятие «общественная» – в смысле бескорыстная – деятельность. Так вот Боске, возглавляя Академию Малларме, работал на благо поэзии совершенно бескорыстно. Но скорее всего, просыпавшаяся в нем иногда «академичность» сохранилась от давней преподавательской привычки: после войны он несколько лет читал в США курс французской литературы. Боске обожал углубляться в древность и русскую старину – он превосходно знал российскую историю и с лукавым видом экзаменовал меня: «Ну-ка назови всех русских царей!» И от души веселился, если я кого-нибудь забывала.
Россия, Россия… Это была бесконечно сложная и больная тема для Алена Боске (Анатоля Биска), обреченного Октябрьской революцией на изгнание. Он родился в 1919 году в Одессе в семье поэта Александра Биска. Увезенный родителями в младенческом возрасте из России, он уже никогда больше сюда не вернется. Хотя его много раз приглашали. Но нет, он запрещал себе предаваться ностальгии, не хотел бередить затянувшуюся рану и даже называл себя «эпикурейцем изгнания». Однако он не забыл родного языка, и его по-русски хлебосольный дом был всегда открыт для русских. Помню, как я приехала в Париж с делегацией советских писателей и позвонила Боске, чтобы выяснить, сможет ли он принять у себя этих писателей, которых он не знал ни лично, ни по книгам.
– Да, пожалуйста, привози их всех ко мне, когда хочешь: на завтрак или на ужин.
А как я с ним познакомилась? Мне нравились не только стихи и романы Алена Боске, которые я читала во французских изданиях, но и публикуемые в парижской прессе его критические статьи о новинках французской литературы. И поскольку я работала в те годы в журнале «Иностранная литература», где вела рубрики «Издано в СССР» и «Издано за рубежом», то очень решительно привлекала для сотрудничества иностранных писателей, которые зачастую писали о литературе, о книгах гораздо ярче и умнее наших воспитанных на вульгарном соцреализме литературных критиков.
Ален Боске слыл у нас «антисоветчиком» (самое страшное в те времена клеймо!), и один из руководителей Иностранной комиссии Союза писателей СССР мне сказал:
– Вот вы заказываете статьи Боске, а Французская компартия не разрешает его печатать.
Практика это была, увы! обычная. Компартии всех стран запрещали нам печатать нелюбимых ими писателей. Так, американские коммунисты многие десятилетия запрещали издавать «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. А бездарные коммунистические критики из ГДР диктовали, каких писателей из соседней ФРГ мы имеем право публиковать, а каких нет.
Услышав о запрете на Алена Боске, я спросила: кто конкретно из компартии Франции запрещает печатать Боске?
– Его не разрешает печатать Андре Стиль, а он член ЦК Французской компартии, значит, можно считать, что компартия Франции – против Боске.
У меня были вполне дружеские отношения с Андре Стилем, который часто приезжал в Москву, любил веселые застолья и был очень остроумным собеседником. К слову сказать, западные писатели, в том числе и живые классики, свободные от уродливого советского чинопочитания и мании собственного величия, в общении были гораздо демократичнее, проще, доступнее и обязательнее многих советских пролетарских письменников и после первого же знакомства легко переходили на «ты». Когда Андре Стиль в очередной раз приехал в Москву, я при встрече спросила, что он имеет против Алена Боске.
– Ничего особенного, но он никогда не написал обо мне ни одного доброго слова.
– А ты о нем написал?
– Нет.
– То есть у тебя нет никаких оснований, чтобы возражать против его публикаций?
– В общем-то, нет.
Я торжественно сообщила всем «запретителям», что ни у компартии Франции, ни лично у Андре Стиля претензий к Алену Боске нет, и таким образом журнал может печатать его совершенно спокойно. (Пройдет всего год-два, и те же люди, что боялись печатать Боске, будут у меня выспрашивать, что, где и когда теперь уже Андре Стиль сказал негативного об СССР.)
Сам Ален Боске даже не подозревал о «политических интригах», которые плелись за его спиной, и не только охотно писал для меня обзорные статьи «Что читают сегодня во Франции», но и совершенно бесплатно не раз писал статьи по просьбе моего мужа для журнала «Советская литература».
Помимо статей, у нас в стране публиковали также его стихи, а вот проза, переведенная на два десятка языков, такой чести не удостаивалась. И только в 1998 году, спустя несколько месяцев после смерти Боске, на русском языке впервые вышел один из его лучших романов – автобиографическая книга «Русская мать», повествующая о скитаниях по миру его семьи после бегства из красной Одессы и о мучительно сложных отношениях с матерью (издательство «Текст»).
Однако, как не раз признавался сам Боске, из всех его литературных занятий, его главной и сокровенной страстью всегда оставалась поэзия. И трудно было удержаться, чтобы не полюбопытствовать, каким образом писатель сочетал работу над прозой и поэзией.
– Давай начнем с прозы, – отвечал мне Боске. – Мои романы – это, я бы сказал, чаще всего свидетельства очевидца. Проза для меня – это средство борьбы: со временем, с моим веком, с невежеством, ленью, ложью. И, конечно, у меня есть книги о войне и против войны, потому что я слишком хорошо знаю, что несет война человеку. Мое поколение пережило немало событий, о которых мне хотелось рассказать в моих книгах. Не знаю, интересно ли это нынешним поколениям, но когда пишешь, надеешься, что интересно. Ведь так случилось, что в юношеском возрасте я пережил два поражения: сначала в Бельгии, где она застала меня с родителями; потом я перебрался во Францию, вступил во французскую армию и проиграл войну во второй раз. Так в возрасте двадцати одного года на протяжении всего нескольких дней я проиграл две войны. Но я не хотел сдаваться, не хотел мириться с гитлеризмом, я хотел продолжать бороться. И это было нелегко, особенно если тебя окружают люди, думающие совсем иначе. Но ошибочно было тешить себя надеждой, что под предлогом сохранения личной независимости можно занимать нейтральную позицию. Мне казалось постыдным вести себя подобно страусу, когда решалась судьба Европы.
Потом встал вопрос: за какую Францию бороться? Францию, которая потерпела поражение и сдалась фашистам? Францию Петена? Или Францию де Голля? Все эти вопросы вставали перед моим поколением, и каждый решал их по-своему. Об этом я написал в своей трилогии, которую составляют романы «Ребенок, каким ты был» (о моем детстве, проведенном в Болгарии и Бельгии); «Ни войны ни мира» – о предвоенных годах и первых месяцах войны; и книга «Жестокие праздники» – о моем вступлении в Европу в составе войск США, которая заканчивается тем временем, когда в мою жизнь входит литература. От войны трудно отрешиться, даже спустя десятилетия, – признавался Ален Боске.
В те военные годы он пережил немало драматических моментов, которые навсегда врезались ему в память:
– Ну, например, в январе 1944 года я находился в Лондоне и по поручению генерального штаба союзников должен был нанести на карту все оборонительные сооружения и немецкие огневые точки на западном побережье Франции. И я имел право посылать на разведку самолеты, которые производили фотосъемку нужных районов. Два самолета назад не вернулись. Представь себе мое состояние: получалось, что, сидя в удобном кресле, я спокойно послал людей на смерть. Я пережил это как очень тяжелую драму. Точно так же меня потрясло известие об атомной бомбе, сброшенной на Хиросиму. Я находился уже в Берлине. Узнав об этом, я заплакал. Я понял, что человечество совершило шаг вперед, но шаг этот повлечет за собой трагические последствия. Я понял, что мир вступил в новую эру, и что человека ждут новые, страшные испытания…
Ну, все, точка! После этой трилогии я уже больше не буду писать романов. Сочинил двенадцать романов, и хватит. Буду писать стихи…
(В скобках замечу, что после этого зарока Боске напишет еще целый ряд замечательных прозаических книг и даже иронический детектив «Портрет несчастного миллиардера».)
– Вы скоро? Ужин давно готов, – зовет нас к столу Норма, жена Алена Боске.
Бывают супружеские пары, в которых мужа и жену – независимо от того, встречал ли их семейный корабль на своем пути штормы и ураганы, или безмятежно проплавал в тихих водах – невозможно представить себе друг без друга. И даже если они совсем не похожи, стоит вспомнить одного из них, как сразу же вспоминаешь и второго. Неисправимый насмешник и парадоксалист Ален и нежная, тихая, кроткая, но умеющая быть решительной и твердой Норма великолепно дополняли друг друга. Норма была настоящей душой гостеприимного и хлебосольного дома Боске, и Ален щедро воздаст ей в своем предсмертном романе «Прощание» за ее терпение и любовь. И сейчас, после ухода из жизни Алена Боске, Норма делает все, чтобы продлить его литературную жизнь: готовит к изданию или переизданию его книги, создала Общество друзей Алена Боске и основала премию его имени, которой ежегодно награждает молодые поэтические таланты.
А тогда, в тот вечер, пока остывал ужин, приготовленный искусной кулинаркой Нормой, мы с Аленом Боске продолжали говорить о поэзии, о том, как приходят стихи к поэту.
– Я не пишу стихи постоянно, изо дня в день, – рассказывал Боске. – Иногда ко мне неожиданно приходит вдохновение, и три-четыре недели подряд я пишу только стихи. Несколько стихотворений в день. А потом наступает перерыв. Я и сам иногда не знаю, почему пишу то или иное стихотворение. Бывает, что меня неотступно преследует какая-то мелодия или требует выхода возмущение, гнев или, напротив, великое терпение…
– Или любовь?
– А что такое, по-твоему, великое терпение, как не любовь? – смеется Боске. – Писать стихи для меня – это и попытка познать самого себя. Когда у меня рождаются первые строки стихотворения, я еще не знаю, как закончу его и что у меня получится. И я говорю себе: «Ну-ка, посмотрим, на что ты способен».
– В каком возрасте ты начал писать стихи?
– В детстве, как и все. Но я бы задал этот вопрос иначе: когда другие узнали, что я пишу стихи? Так вот, впервые я опубликовал свои стихи, когда мне был двадцать один год.
– Сначала были стихи, а уже потом проза?
– Конечно, ведь писать стихи гораздо проще, чем прозу, – с иронической улыбкой отвечает Ален Боске.
В новом, только что вышедшем в те дни сборнике стихов Алена Боске, в его великолепно отточенных, напряженно-страстных и горьких стихах мне почудились бодлеровские интонации, и я говорю об этом Боске.
– Упоминание рядом с именем Бодлера всегда чрезвычайно лестно, но я думаю, что в моих стихах меньше безысходности. Хотя это и книга о наступающей старости, о сознании близкой смерти. Но эта книга и о жизни. Помнишь, в ней есть строка: «Я хочу жить долго…»? Поэт умирает, а его стихи продолжают жить, если это хорошие стихи. Вместе со стихами длится и жизнь поэта. Сначала я назвал эту книгу «Один день после смерти», а потом переменил на «Один день после жизни». Этот день – книга, которая остается после поэта.
– Я помню твои строки: «Я мученик стиха, и нет мне избавленья…» Значит, в первую очередь ты все-таки поэт?
– Надеюсь, – отвечает, смеясь, Ален Боске. – Гораздо важнее, чтобы не ты сам, а другие признавали в тебе поэта. Когда при мне говорят: «Я поэт», – я всегда испытываю неловкость. По-настоящему большие поэты никогда не говорят так о себе. Да и невозможно быть поэтом все двадцать четыре часа подряд. Это было бы невыносимо. И для самого поэта, и для всех вокруг. Вне своих стихов поэт может оказаться самым что ни на есть неинтересным и заурядным человеком. Как раз мой случай, – смеется Боске.
И все-таки запомните эти слова – в них ключ к пониманию не только поэзии, но и прозы и даже дневниковых записей Алена Боске. Перед нами – поэт. Наделенный тончайшим лирическим даром и неустанным воображением. Поэт с парадоксальным и непривычным взглядом на привычное. Поэт, обожающий эпатировать и бросать вызов благонамеренным обывателям. Поэт, с удовольствием иронизирующий над другими и в первую очередь беспощадно высмеивающий самого себя. Поэт, до конца своих дней пытающийся понять человека и напряженно ищущий свое истинное «я». Поэт, переливающий свои чувства, мысли, грезы, сновидения, фантазии, воображаемые метаморфозы и даже минутные настроения в слова, которые он любит, как живые, обладающие душой существа. Самые обычные, простые, но животворные и спасительные для него слова, которые помогают ему забывать о надвигающемся мраке.
Безжалостный. Беспощадный к самому себе.
И беззащитный, как все поэты.
Последняя прозаическая книга Алена Боске под названием «Прощание» – это исповедь поэта, которую он оставил читателям, прощаясь с жизнью. В этой книге он проживает несколько жизней – и свою настоящую жизнь, и чужие, воображаемые жизни, создавая в пределах реальности новую реальность. И в каждой из этих жизней свое воплощение обретает какое-то «я» поэта, в том числе и придуманные им «я».
Роман подведения итогов, роман-воспоминание, роман-покаяние, роман-прощание, роман-крик, роман-мольба, роман-бегство, роман-спасение и роман-гимн жизни… В такой книге ложь и фальшь были бы непростительны.
В прощальном автобиографическом романе Ален Боске, вышедшем в свет уже после его ухода из жизни, он не скрывает от нас ничего дурного о себе. И в этой пронзительной и мужественной книге нет ни лжи, ни фальши, ни прикрас.
В мыслях, суждениях, притчах, афоризмах и поэтических набросках писателя, опубликованных нами под общим заголовком «С блеском прожить незамеченным…», также оживает разноликий Ален Боске: мудрый и жесткий, снисходительный и сердитый, слабый и сильный, эпатирующий и восторженно-нежный, мучимый противоречиями художник и неустанный, кропотливый труженик. Человек, который сам признавался своему читателю: «Во мне каждый день идет гражданская война…» И как любой большой поэт, он оставил нам много загадок: «Я – всего лишь запятая, а вы отгадайте текст…»
Если вы любите беседовать с умным собеседником, то Ален Боске не разочарует вас.