Парижское
Общество Друзей Александра Дюма любезно предоставило нам
возможность опубликовать впервые подготовленные к печати
два письма знаменитого французского писателя. Оба они посланы
из России во Францию в 1858 г. некой Эмме Манури-Лакур,
с которой в тот период его связывали сентиментальные отношения.
Писатель познакомился с ней за три года до этого на похоронах
Жерара де Нерваля. В этих письмах он описывает свои впечатления
о путешествии. В частности, Дюма пишет: «В Нижнем Новгороде
я встретился с героями моего романа “Учитель фехтования”».
«Учитель фехтования»? Даже среди тех, кто хорошо знает Дюма,
не многим знакомо такое произведение знаменитого автора.
Роман этот мало известен не только в России, но и во Франции.
Русские читатели альманаха могут вспомнить, что несколько
лет назад по радио была серия передач по этой книге, а французским
поклонникам Дюма сейчас представилась новая возможность
прочесть роман – в 2002 г. в издательствах Maisonneuve et
Larose и Editions des Syrtes появилось сразу два новых издания
(A. Dumas. Le Maitre d’Armes). В этом же, юбилейном, году
вышли и другие книги А. Дюма, среди них – «Поездка в Россию»
и «Поездка на Кавказ» – в изысканном издании с гравюрами
XIX в.
Что же это за роман, «Учитель фехтования», и с кем встретился
Дюма в Нижнем Новгороде? Он вышел в 1839-1840 г. Дюма описывает
в нем Россию двадцатых годов XIX столетия. Герои его – вернее,
те, кого автор называет героями, – это реально существовавшие
лица – русский офицер и молодая француженка, жившая в то
время в Петербурге. Дюма назвал их Алексей Ванинков (Alexis
Waninkoff) и Луиза Дюпюи (Louise Dupuy). A на самом деле
это граф Иван Александрович Анненков, офицер, член Тайного
Общества, участник декабрьского восстания, который был арестован
и сослан в Сибирь. За ним в Сибирь поехала мать его ребенка,
родившегося уже после его ареста, француженка-модистка Полина
Гебль. Они поженились в Чите в 1828 г. и впоследствии всю
жизнь жили вместе в России. К 1858 г. они были уже не в
Сибири, а в Нижнем Новгороде, именно там их и посетил Александр
Дюма.
Судя по заглавию, главным героем должен был бы быть учитель
фехтования. (Тоже реально существовавшее лицо). Это единственный
персонаж, который проходит через всю книгу и который по-настоящему
действует. Но, как мы видели, героями Дюма считает двух
других лиц: Ванинкова и Луизу Дюпюи. Хотя оба они в романе
появляются довольно редко, а в некоторых главах она вообще
отсутствует, Дюма называет их героями романа. Но роман ли
это? Во всяком случае, это не настоящий роман Дюма, из тех,
которые мы знаем с детства. Там – бурные, сменяющие друг
друга события, приключения, страсти, погони, интриги… Здесь
ничего этого нет.
20-е годы в России – это время восстания декабристов. Дюма
описывает период, предшествовавший восстанию и последовавший
за ним. Убийство Павла I, война с Наполеоном, подготовка
восстания, 14 декабря, казнь пяти участников и ссылка остальных,
так же, как и масса промежуточных событий, проходят перед
нами. Описаны не только исторические события: самые разнообразные
черты русской жизни показывает нам автор. Как русские одеваются,
как едят, как путешествуют… и как на Урале отбиваются от
волчьей стаи, и как жарят на костре лапу только что убитого
медведя… Читаешь роман, а кажется, что изучаешь учебник
страноведения – «ведения» России того времени. Но ведь это
Дюма. Читаешь с интересом, с увлечением, думая: что тут
правда, что выдумка? Но, может быть, как всегда у Дюма,
это не так уж и важно?
Неопубликованные письма
К Эмме Маннури-Лякур
[Казань, 9/10 октября 1858 г.]
Любовь моя,
Я только что приехал с Уральских гор, где ни почтальона,
ни почты ни разу не встретил. После Москвы написал тебе
дважды, но из таких убогих деревень, где директор почты
– безграмотный мужик, позволяющий взять письма всякому,
кто хочет. А когда я спросил, дойдет ли мое письмо, он ответил
хоть и не словами Лянжели: «Монтень говорит: знаю ли я,
а Рабле – быть может», – но что-то в этом роде.
Нахожусь в Казани, на Волге. Татары не то чтобы очень цивилизованы,
но, по-моему, их можно причислить к роду человеческому,
каковой мною с некоторых пор покинут ради сношений с какой-то
породой полуобезьян-полумедведей, Бюффоном не описанной.
Сейчас я занят тем, что ищу какое-нибудь судно – баржу или
лодку, чтобы добраться до Астрахани. Те, к кому обращаюсь,
качают головами – опасаются, как бы не застрять во льду.
8 августа я был на поле Бородинской битвы, где утром померз
картофель, – ну и страна!
Теперь, любовь моя, я поспешу в Тифлис, где надеюсь найти
письмо от тебя. Одно письмо за все время, что я провел в
Москве, – это же очень мало. Правда, тебе ничего не остается,
как тревожиться, страдать и плакать, бедный мой, милый ангел.
А вот чему ты, душа моя, не поверишь – так это что кроме
тех дней, когда я тебя видел в течение четырех лет, – дней
радости, таких редких в моей жизни, хорошо мне было только
в этом уединении – в огромных, бесконечных еловых лесах,
где охочусь на тетеревов, или же на этой необъятной Волге,
населенной птицами, как те морские берега, к которым еще
никто не приплывал. Кроме тебя, никто на свете меня не любит,
никто обо мне не думает и не заботится. Я чувствую себя
совсем одиноким и всеми забытым – так сказать, наслаждаюсь
счастьем быть в некотором роде мертвым, однако же без неприятности
быть похороненным. Не ночное привидение, а дневной призрак.
Если к будущему году наша жизнь не устроится, я снова уеду
и предамся такому же образу жизни. Я помолодел на десять
лет в смысле здоровья и почти настолько же – лицом. Постоянно
хожу в черкесском костюме, очень удобном, который мне идет
как нельзя лучше. Дома ношу свой любимый халат из черного
бархата, поверх красной или желтой рубашки из кавказского
шелка.
Как хорошо быть свободным, делать, что хочешь, одеваться,
как заблагорассудится, ходить, куда вздумаешь! Впрочем,
стоит мне здесь показаться в цивилизованном обществе, начинается
какой-то сплошной триумф, который всякому другому доставил
бы гордую радость, а мне – только муку. Хотя в Нижнем ожидало
меня великое удовольствие – там я нашел героя и героиню
моего романа «Учитель фехтования», помилованных царем Александром
после 33 лет Сибири! Можешь себе представить, как они меня
приняли.
Выезжаю из Казани 1 октября по русскому календарю (12 октября
– по нашему) (1)
и плыву вниз по Волге – я только что нашел судно. Остановлюсь
в Астрахани на несколько дней, потом – по Каспийскому морю
до Баку, где посмотрю на огнепоклонников. Оттуда еду в Тифлис,
из Тифлиса отправляюсь в поход на Кавказ с князем Барятинским.
Потом сажусь на корабль на Черном море и возвращаюсь по
Дунаю.
Буду в Париже около 25-го ноября. Сама понимаешь, что для
меня самая великая радость была бы немедленно увидеть тебя.
Извещу сразу по прибытии; если будет возможность, то приехав
по страсбургской железной дороге, тут же пересяду на поезд
в Гавр.
До свидания, любовь моя. Где бы я ни был, мысленно я всегда
был с тобой. Где я ни нахожусь, есть и сердце, тебя любящее.
Оставляю немножко свободного места для нескольких строк
на завтрашнее утро, до того, как отнесу письмо на почту.
Отходит судно, которое надежно его доставит. Времени остается
лишь на то, чтобы сказать тебе тысячу раз: люблю.
Через тысячи лье прижимаю тебя к сердцу.
А.
***
[Дербент, 17 ноября 1858 г.]
Цветы, сорванные 17 ноября у Каспийского моря,
на могиле девушки, убитой своим любовником.
Adesso e Sempre.
Мы сейчас вне всякой опасности, но всю Кавказскую
линию пересекли под огнем.
Три дня назад у аула Хилли мы оставили 15 черкесских трупов
в одном рву.
Едем с конвоем в сто человек и с двумя артиллерийскими орудиями.
Я тебя люблю!
Как видишь, герань есть везде – даже в Азии.
1. Ошибка
автора письма (прим. редактора).
